Женское дело: история акушерского искусства

Роды всегда были затеей рисковой и опасной. От их успешности напрямую зависело выживание общины: людей нередко уносили инфекционные заболевания и голод, женщина при патологических родах могла погибнуть (а это еще минус одна рабочая единица в семье), дети давались крайне тяжело и тоже часто не переживали младенчество. Стало быть, многодетность – залог выживания и процветания, а для этого женщине желательно выжить в каждых родах, не остаться калекой и в перспективе повторить это дело раз пятнадцать.

Нередко роды, в силу своей непредсказуемости, проходили там, где женщину заставали схватки: в поле, на кухне, по дороге на «работы» и так далее. Естественно, что для женщины, рожающей, скажем, двадцатый раз, роды уже не представляли собой события, при котором требовались какие-либо особые условия: «Юрка родился у меня. Отвезли меня к маме, в корыто положили его на подушечку. Мать полы начала мыть, коров на обед гнали. Полы домываю, пока коров выгонять с обеда – так и родила». Однако немало женщин прибегало к помощи, начиная с воззвания к высшим силам и заканчивая зачастую единственными «специалистами» в области акушерства минувших дней: повитухам.

Карл Лемох, "Новое знакомство", 1885 г.

«Повитуха», «повивальная бабка», а иногда и просто «бабушка» – так называли женщин, практиковавших «бабичье дело» – то, что мы с вами сегодня понимаем под акушерством. Во многих культурах тема беременности и родов была так или иначе табуирована и считалась женским пространством, куда (за редчайшим исключением) никогда не допускался мужчина. Тем не менее, деторождение, являясь настолько же важным процессом, насколько тяжелым и опасным, так или иначе требовало вовлечения знающего человека.

Повитухами становились женщины, владеющие практическими навыками родовспоможения – как правило, сами многократно рожавшие. Несмотря на то, что называли их«бабка» или «бабушка», повитухами были относительно молодые женщины 45-50 лет. «Бабка» – не про возраст, а про «бабить» – заниматься акушерством, женскими болезнями и младенцами. Считалось, что идеальная повитуха – это женщина средних лет, вышедшая из репродуктивного возраста, «без ежемесячных очищений», многодетная мать, среди детей которых были девочки (считалось, что она передавала дочерям свои познания в бабичьем деле). Бездетная женщина, какой бы умелой ни была, не могла стать повитухой: «Девица, хоть и престарелая, бабить не может». Особо благоприятным знаком было если дети повитухи доживали до подросткового и взрослого возраста. Повивальная бабка должна быть крупного телосложения и крепкого здоровья; особенное внимание уделялось ее пальцам: они должны быть сильными и гибкими, «не слишком толстыми и не слишком тонкими, не кривыми», чтобы наиболее эффективно и безопасно проводить акушерское пособие. Считалось, что даже душевные качества повитухи могли влиять на роженицу, поэтому большое значение отводилось и ее моральному облику. Повитуха не могла пьянствовать и хулиганить, не должна была изменять мужу (в идеале – вообще быть вдовой), не иметь половых отношений (считалось позором, если практикующая повитуха рожала ребенка – к ней могли перестать обращаться, а ребенку давали иронично-унизительное прозвище «бабич»). Абсолютно недопустимым было для повитухи совершение «плодоизгнаний» – за это ей грозило жестокое наказание (иногда – смертная казнь), поскольку все свои умения и знания она обязана была прикладывать исключительно для сохранения жизни ребенка. Оценивали даже внешность повитухи: считалось, что ее физические недостатки, заболевания или отклонения непременно перейдут ребенку, будут так или иначе влиять на его судьбу. Не допускался и отказ в помощи: если после отказа повитухи женщина при родах погибала, ей грозил тюремный срок. Смерть роженицы в случае согласия наказания не предполагала.

"Знахарка". Фирс Сергеевич Журавлев (1836-1901)

В арсенале повитухи, несмотря на зачаточное состояние всей медицины тех времен, было огромное количество приемов и инструментов. Конечно, большинство из них были, с точки зрения современных специалистов, абсолютно иррациональными и бесполезными, однако некоторые имели вполне конкретный практический смысл.

Повитуха не обладала специальными медицинскими знаниями, не имела каких-либо достоверных методов исследования беременной женщины, часто даже не знала, сколько детей она вынашивает в данный момент и как они располагаются в утробе, — не стоит удивляться, что роды могли проходить, мягко говоря, непредсказуемо. Не понимая анатомо-физиологическую природу процесса родоразрешения, бабка использовала все доступные методы того времени: от целебных трав до обрядово-магических комплексов.

Отдельной историей было то, как в стародавние времена женщина вообще узнавала о беременности – до экспресс-тестов и УЗИ оставалось еще несколько столетий, менструальных календарей не вели, а об овуляции не слышали. Можно сказать, что способы определения беременности сводились скорее не к самому факту вынашивания ребенка, а к попыткам подгадать время родов. Самым точным методом, о котором вполне серьезно говорили и на заре становления профессионального акушерства, являлось «определения начала переймов (схваток)». Одним из наиболее распространенных способов был отсчет от последней менструации (эту информацию всегда спрашивает акушер-гинеколог и сегодня): «Как очищение будет, так от того дня считай вперед год без месяца и десяти дён, тогда родишь». Старались отследить и первое шевеление плода в утробе: к этому дню нужно было прибавить четыре с половиной месяца, при этом в некоторых регионах считалось, что кого первого увидит женщина после первого шевеления – мужчину или женщину – таким и будет пол ребенка. Обращали внимание и на обстоятельства, при которых это произошло: на базаре – будет торговцем, при уходе за домашними животными – будет скотником и т.д. В сакральном смысле отмечали важность середины беременности (которая часто совпадала и с первыми шевелениями). Она была своего рода экватором, после которого «у плода появлялась душа». С этого времени на будущую мать накладывался ряд запретов: нельзя брать в руки решето – ребенок родится с больными глазами, нельзя сидеть на обгорелом бревне – ребенок будет черноволосым, нельзя сидеть на оглобле саней – ребенок будет кривой. Нельзя было сучить свечи – у ребенка будет течь гной из ушей, а если женщина будет выливать воду из ведра в колодец – ребенок будет срыгивать молоко. Чтобы ребенок не был конопатым, женщина должна была часто мести пол, а чтобы дети не были ленивыми – будущей маме нельзя было долго спать. Срок беременности, кроме прочего, имел важное значение для определения доношенности новорожденного. Недоношенные дети считались жизнеспособными примерно с семимесячного возраста (их называли «семаки» и «семачки»). В некоторых регионах им приписывали владение магическими способностями: «девка-семачка непременно ведьмою будет». Переносить ребенка тоже было крайне нежелательно из-за легенды о женщине, совращенной дьяволом и родившей ребенка, которого носила год. Недоношенных детей заворачивали в рукав или оборачивали тестом, укладывали в теплое место (как правило, в слегка подтопленную печь или возле нее), пока тот не наберется сил. Чем не прообраз сегодняшнего кювеза?

Егор Покровский «Крестьянские дети зимой в избе», 1884 год

Состояние беременности считалось пограничным между жизнью и смертью как из-за опасности родов и высокой материнской смертности, так и потому, что женщина выступала в роли проводника между миром живых и мертвых, вынашивая в себе ребенка, который как бы уже был, но еще не был. Перед родами религиозные крестьянки старались исповедаться и причаститься, а когда чувствовали схватки, начинали говорить: «Ой, батюшки мои, смерть моя пришла» и просить у всех прощения, как перед смертью. К смерти женщины в родах относились по-особенному: «Хорошо женщинам, умирающим родами: они непременно попадают в рай»; «Умершая до родов будет мучиться до страшного суда, а коли умрет во время родов – будет великомученица». Ключевым моментом считалось разрешение от бремени: тут женщину «успокаивали» тем, что даже в случае смерти беременной она не останется: «хоть и схоронят, а женщина разродится».

О начале родов было не принято сообщать никому, даже мужу и старшим детям. Крестьянка, почувствовав схватки, занималась привычными делами, стараясь не подавать виду, страдая от невыносимой боли. Когда схватки становились все более частыми, женщина старалась незаметно улизнуть в баню, чулан или хлев, где, заткнув себе рот тряпкой или полами собственной юбки, проживала уже нестерпимые схватки. Конечно, наиболее благоприятным местом для родов считалась баня – возможно, потому как отвечала концепции «тепло, темно и тихо», которую спустя столетия сформулирует французский акушер-гинеколог Мишель Оден. Тем не менее, в вопросах выбора места для родов отдавали приоритет пожеланиям самой роженице: «бабка водит роженицу, приговаривая: “Ты сама, милая, облюбуешь себе место, где следует тебе родить”»; «Как только начнутся “переймы” повитуха водит роженицу с целью найти где-нибудь счастливое место». Место рождения ребенка считалось настолько важным, что если у женщины рождался мертвый ребенок, следующих детей она старалась рожать в другом доме.

"Крестьянский дворик", Карл Лемох (1874)

Даже «на финишной прямой» было крайне важно сохранить роды в тайне: считалось, что чем меньше людей знают о них, тем легче они пройдут. У карел существовала присказка, напутствие для легких родов: «солнце знает и луна знает, а люди пусть не знают». Особенно утаивали процесс от молодых девушек или бездетных женщин, которые, согласно поверьям, могли «так сглазить, что дитя неживое выйдет и сама помрешь». Более того, даже посылая за повитухой, не произносили слово «роды», стараясь объясниться намеками. Возможно, именно поэтому для населения было так сложно свыкнуться с идеей родов в больнице (которые, кстати, в народе называли «морилками»), поскольку это нарушало «тишину» родов и переносило их из сакрального места туда, где были болезни и смерть. Задачей повитухи было максимально облегчить, обезопасить и ускорить процесс родов. С этой целью она заставляла женщину подолгу ходить: «водят вокруг стола 3-9 раз подряд»; «при трудных родах <...> водят по всем комнатам с тем, чтобы переступала все пороги в доме»; «кладут посреди хаты кочергу и лопату и проводят роженицу через них три раза, опрыскивая каждый раз лицо и грудь водою»; «родильница <...> до трех раз проходит по дороге, через деревню лежащей»; «Она <повитуха> водит роженицу по комнатам, в сенцы, кладовую, водит ее по амбарам, по сараям, по гумнам, по всему двору». Любопытно, что в славянской традиции роды воспринимались как «путь, путешествие, поход за ребенком», а перешагивания через различные предметы символизировали преодоление препятствий, повсюду встречающихся на этом тяжелом пути. К слову, и в наше время акушеры-гинекологи рекомендуют двигаться, ходить, качаться на специальном мяче, чтобы не оставаться в неподвижном, лежачем положении.

А вот насчет позы во время потуг врачи современности и повитухи прошлого могли бы поспорить: сейчас, несмотря на активное внедрение «свободного поведения в родах», когда женщина сама выбирает позу для рождения ребенка, все еще преобладают роды лежа на специальном кресле, тогда как в давние времена повитухи избегали такого положения родильницы. Рожали преимущественно стоя, иногда – сидя на корточках или в коленно-локтевом положении. Повитуха старалась любым путем пресечь попытки родильницы лечь: считалось, что «лежать нельзя – кровь запечется»; «лежа ребенок может закатиться под ложечку»; «ребенок не найдет положение выхода».

Нестерпимая боль (или «черт лыко дерет»), которую переживала женщина в родах, могла значительно усугубить процесс схваток и потуг, при которых, парадоксально, нужно максимально расслабить тело. С целью обезболивания повитухи прибегали к теплу. Компрессы с горячим зерном прикладывали к спине женщины, вымоченные в горячих настоях трав рушники оборачивали вокруг живота – считалось, что тепло помогает «раскрыть тело» и помочь ребенку быстрее выбраться на свет. В случаях, если роженица впадала в панику и процесс выходил из-под контроля, повитуха могла привести ее в растопленную баню и окуривать травами. Как можно убедиться, концепция безболезненных родов – это не блажь современности: во все времена женщины, имея возможность не страдать от родовых мук, как правило, выбирали этого не делать. Обезболивание схваток хлороформом, которое начнут применять в середине XIX века, произведет фурор в акушерстве и озолотит врачей, умеющих осуществлять такую анестезию. Будучи прерогативой богатых женщин (в свое время с хлороформом рожала сама королева Виктория), анестезия в акушерстве постепенно станет доступной для народа. На сегодняшний день значительная часть родов в мире проходит с использованием того или иного вида обезболивания. У повитухи перечень средств был куда скромнее: вода, коровье масло, рушник, вино, сахар, веревки – не многим больше.Во время родов возле роженицы ставили различные предметы: иголки, нитки, тесто и др. Это делалось для того, чтобы во взрослой жизни ребенок был приспособленным к хозяйству (вне зависимости от пола): «Чтоб ребенок рос и все умел делать, все нужные предметы ставили возле. Ставила машинку швейную, иголки, нитки, вязания, тесто клала возле». В момент потуг роженице велели тянуть за рушник, привязанный к балкам под потолком, коровьим маслом повитуха смазывала свои руки и родовые пути, чтобы помочь младенцу «выскользнуть», а вином и сахаром подкреплялась в процессе и сама роженица (иногда и новорожденный, если был слаб). Повитухе запрещалось кричать на роженицу или ругать ее (позже это будет закреплено в «Уставе о повивальном деле»), надлежало «дружески уговаривать тужиться», «хвалить, успокаивать». Если роды затягивались, повитухи могли прибегнуть к «правлению живота», накладыванию банок и пиявок, а также кровопусканию. В случае тяжелых родов, когда ребенок никак не мог выйти, бабка расплетала женщине косы, развязывала все шнурки и узелки, а домочадцам велела отпереть все замки и открыть все двери – считалось, что это поможет «открыть, развязать тело». В Карелии женщинам, которые долго не могли «разродиться», насыпали овес в подол платья сзади, и она, наклонившись, должна была этот овес скормить лошади. Считалось, что пребывание в такой позе способствует «расхождению путей» и быстрому рождению ребенка. Нередко помощницы приходили к простому, на первый взгляд, выводу (об опасности которого ввиду отсутствия медицинских знаний даже не догадывались): если ребенок не выходит сам изнутри, значит, его нужно выдавить снаружи. Женщину укладывали на спину и наваливались ей на живот, сдавливая его во всех направлениях, иногда в несколько рук пытались выдавить младенца, ломая женщине ребра и калеча ребенка. У ненцев, карелов и некоторых других народов был похожий прием: женщину за подмышки привязывали к некой перекладине (балка, бревно) и силой передавливали живот в попытках выдавить ребенка. Стоит ли говорить, что подобные варварские практики были причиной огромного количества смертей – как детских, так и материнских. Спустя долгое время выдавливание ребенка путем сдавления живота матери обретет название – прием Кристеллера. Чуть позже он будет запрещен во всех странах из-за своей травматичности, однако можно найти немало свидетельств современных женщин о том, что этот прием незаконно применяется в некоторых роддомах и по сей день.

Когда ребенок появлялся на свет, повитуха совершала ряд действий, направленных на инициацию дыхания: подбрасывала младенца, проносила между ногами матери или окуривала травами. После того, как новорожденный издавал первый крик, повитуха приступала к отделению плаценты – «детского места». «Место» надлежало руками выделить из матки, если оно не выходило самостоятельно, или при легком подтуживании родильницы. Спустя некоторое время после родов с плацентой совершались различные ритуалы, отличающиеся в разных культурах. Как правило, плаценту закапывали в землю, куда сажали дерево, которое становилось значимым символом для ребенка в будущем. Потом повитуха перерезала пуповину (а в более ранние времена – отгрызала ее). Это считалось важным ритуалом «отделения»: матери отрезали прядь волос, которой перевязывали пуповину, и, в зависимости от пола новорожденного, перерезали ее на «женских» (прялка, веретено, тд) или «мужских» (обух топора, рыболовная снасть) предметах. В 1901 году в газете «Фельдшер» была опубликована заметка «Поражение брюшной полости отрезывании пуповины», в которой приводился рассказ местного крестьянина: «Пришел домой, жена разрешилась и говорит: режь пупок. Я не видавши, как это делают, предложил позвать с дачи кухарку. ”Не надо, говорит, режь ты”. Тогда я к этому делу приступил, взял нож и давай пилить. Пуповину я на брюхо положил. Как резал – не знаю, темно было, а огня не было. Я когда дело кончил, вижу что-то неладное и жена это тоже заметила, так как рожает четвертого. Тогда она мне сказала ехать в больницу, что я и сделал». Пуповину, как и плаценту, не выбрасывали – использовали в качестве оберега в ритуалах, призванных обеспечить ребенку здоровье, удачу и счастье, защитить от порчи и сглаза. В некоторых регионах пуповину прятали в особое место в доме, иногда клали в мешочек с различными предметами-тотемами (перья птиц, зубы или когти животных), а иногда помещали в ладанку, которую ребенок носил на шее. После родов младенца обтирали и старались положить на кусок меха или шубу: «когда родился ребенок, ложат на шубу. На шубу, это когда привозили новорожденного. Расстилаешь шубняк, и ложили его или ее, чтобы богатый был».

Благополучно приняв роды, повитуха не спешила проститься с роженицей. По традиции она пребывала вместе с матерью и новорожденным на протяжении трех дней, обучая женщину уходу за ребенком, помогая наладить грудное вскармливание, а также заботясь и о самой молодой матери – делала специальный массаж, «вправляя тело», чтобы сместившиеся органы встали на место. Из отрезков ткани и тряпок повитуха мастерила своего рода послеродовый бандаж, чтобы уберечь женщину от опущения органов малого таза. Ценным дополнением к обязанностям повитухи была помощь по хозяйству: она брала на себя большую часть работы по дому, давая женщине некоторое время прийти в себя после родов. Учитывая тяжелую жизнь крестьянок того времени, можно представить, что эти три дня были ее единственным отпуском на ближайшие пару лет. Да и был он лишь у тех, кто вообще прибегал к помощи повитухи.

Соколов П.П. "Родины в поле" 1873 г

Отдельную группу, для которой характерны особенности, связанные с культурой деторождения, составляют кочевые народы (эвенки, тунгусы, буряты). Ввиду отсутствия постоянного места проживания, повитух там, как правило, не было. В тяжелых условиях жизни и суровом климате женщина могла и не замечать своего положения долгое время, до последнего выполняя изнурительную работу. Схватки проживались тоже без «особенностей»: в пути (уточнение – верхом на лошади) или на работах. «…Роды, при всем различии обстановки, обрядности и положения роженицы, при которых они происходят у женщин сибирских инородцев, все-таки отличаются одной общей для них всех особенностью – а именно легкостью. Например, чтобы женщина тотчас после родов села верхом на лошадь с новорожденным и продолжала свой начатый путь, этого у нас, вообще у цивилизованных народов, не слыхать». Когда у женщины начиналась активная фаза родов, ее отводили в специальную юрту (ураса), устиланную мхом и шкурами животных, приносили еду и оставляли там роженицу. Любому мужчине вход в эту юрту был строго запрещен, поэтому ребенка женщина рожала либо в одиночестве, либо с помощью своей матери, бабушки, а то и вовсе посторонней женщины, которая вообще могла не иметь опыта в родовспоможении. Неудивительно, что в таких условиях народы Севера отличались крайне высоким (даже для того времени) уровнем младенческой и материнской смертности.

За принятого ребенка повитухе дарили различные подарки – кто во что горазд. Дарили платки и отрезы тканей, продукты или одежду, кто побогаче дарил живность и украшения. Деньги давать было не принято. Спустя некоторое время после родов молодая мать, ее семья и повитуха участвовали в широко распространенном у славян обряде «размывания рук»: мать и повитуха омывали руки друг друга водой, в которую добавляли символически значимые предметы. Например, в Тульской губернии в воду клали хмель, яйцо и овес, а во время обряда повитуха приговаривала «как хмель легок да крепок – и ты полней, как овес бел – и ты бела будь». Этот обычай восходит к раннехристианским временам: согласно сказаниям, сама Божья Матерь омывала руки своей повитухе Саломее (Соломониде), – она считается покровительницей рожениц.

Саломея помогает Богородице пеленать Христа (деталь фрески Рождество Христово в капелле Скровеньи, Джотто, 1266 год)

Ребенка, которого повитуха принимала, считали «внуком повитым». Не была чужим человеком для него и сама повитуха. Первые шаги ребенка сопровождались обрядом «перерезания пут», в ходе которого повитуха символически проводила ножом или делала вид, что режет невидимые путы между ножками ребенка. Для первой стрижки малыша семья тоже приходила в дом повитухи: «сколько волос, столько тебе расти», – приговаривала бабушка. Каждая семья, в которой повитуха принимала детей, щедро одаривала ее на праздники в течение всей жизни. Когда «внук» или «внучка» подрастали, повитуху обязательно приглашали на свадьбу. Она занимала почетное место и подносила молодоженам клюкву и молоко, чтобы «дети у них были как молоко белы и как ягода румяны». Повитуха также обязательно участвовала в крестильном обряде, поскольку именно ей отводилась ведущая роль в духовной связи с ребенком. Становясь крестной, она фактически выполняла роль второй матери для принятых ею детей. Если с матерью или отцом что-то случалось, семья повитухи принимала на себя родительские обязанности и помогала в воспитании и содержании ребенка. В сознании крестьян того времени повитуха выступала в роли мистического проводника, находящегося между потусторонним миром, где пребывал ребенок, и миром живых, куда она его привела. Поэтому отношение к повитухам было очень уважительным, почтительным, нередко опасливым. Хорошая повитуха, правильно принимавшая детей и обладавшая знанием женских и детских болезней, обеспечивала выживание всей общины.

Но была у повитушества и «темная сторона».

Можно как угодно относиться к абортам, но невозможно спорить с тем, что они были, есть и будут, покуда женщины могут беременеть. При любом политическом строе, в любых религиозных обществах и при любой демографической ситуации будут женщины, которые любой ценой (порой и ценой собственной жизни) будут стремиться прервать нежелательную по тем или иным причинам беременность. Разумеется, такие случаи были и раньше. Нередко женщины, осознав свое положение и боясь огласки, пытались прервать беременность самостоятельно, при помощи огромного перечня варварских и бесполезных методов. Однако иногда женщины обращались все к тем же «бабушкам». Это сегодня (хотя и не везде) аборт законодательно закреплен как право женщины, а в прошлом, ввиду как культурно-религиозных, так и демографических соображений, аборт однозначно трактовался как убийство человека и грозил смертной казнью не только женщине, о нем попросившей, но и женщине, его проводившей. Свод законов Российской империи (СЗРИ), говоря о родственных убийствах, в особенности выделял детоубийство как преступление против права на жизнь, здоровья и свободы ребенка, особо подчеркивая «плодоизгнание, умерщвление во чреве живого плода». Любопытно, что если попытка аборта оказывалась неудачной и ребенок рождался, повитуха и мать не подвергались никакому наказанию. Проводившие плодоизгнание повитухи считались «подлыми, нечестными», полностью теряли свою репутацию, и помочь с родами их уже не приглашали.

Государство, у власти которого стояли преимущественно мужчины, не считало нужным лезть в «женские дела», однако политические преобразования эпохи Петра I привели к необходимости пересмотра демографической политики, поскольку требовали значительного повышения человеческого ресурса. Местные чиновники ужаснулись статистике материнской смертности: в сельской местности молодые женщины умирали вдвое чаще мужчин, и лидирующей причиной были, естественно, роды и послеродовые осложнения. Не существовало никакой политики охраны материнства и детства, беременные женщины не получали никакой помощи ни в каких учреждениях. По мере развития общества, а также принимая во внимание критическую важность демографии, высокую материнскую и младенческую смертность, государство решает взять под контроль деятельность повитух, обозначить их правовой статус и всерьез заняться их обучением. Так, 28 января 1704 года появляется первый закон, упорядочивающий деятельность повитух. По сути, этот закон закреплял на бумаге те положения, которые уже были сформулированы в традиционном обществе: повитухам запрещалось проводить аборты, умерщвлять новорожденных, отказывать в помощи и бросать роженицу в случае трудных родов. Были в этом законе и новшества: например, в случае осложненных родов, «если более 12 часов с начала родин ребенок во чреве», повитуха была обязана обратиться к врачу. Тем, кто не утаивал этот факт, было положено вознаграждение в 1 рубль. В 1754 старший врач медицинской канцелярии Кондоиди поручает собрать сведения обо всех практикующих повитухах Москвы и Санкт-Петербурга с целью оформления их профессионального статуса, и как следствие – обучения и контроля их деятельности. Запускается процесс трансформации повитушества в акушерство и гинекологию. Очень быстро выяснилось (сложно сказать, что это было неожиданно), что наряду с сильными практическими навыками родовспоможения, повивальные бабки не обладали никакими познаниями в области анатомии и физиологии женской репродуктивной системы. При этом, повитух было критически мало и огромное количество женщин в силу этого были обречены на роды без какой-либо помощи. На государственном уровне стало ясно, что без академической подготовки повитух улучшить ситуацию не получится.

Но как это сделать, если врачам мужского пола было запрещено работать с беременной и рожающей женщиной, а женщинам (в частности, повитухам) был закрыт доступ к медицинскому образованию? Значит, нужно обучать уже имеющихся повитух: это не нарушит веками установленной традиции исключительно женского пространства родов. В частности, за женское медицинское образование в этой сфере ратовал первый российский профессор-акушер Нестор Максимович-Амбодик. Ему же и принадлежит первый в истории труд о повивальном деле на русском языке: «Искусство повивания или наука о бабичьем деле», изданное в 1786 году. Освидетельствованные повитухи Москвы принимают присягу (отсюда термин «присяжные повивальные бабки») и наделяются правом (позже оно станет обязанностью) принимать учениц. Вместе с тем власти старались, как могли, привлекать к акушерству и врачей-мужчин. Стоит ли говорить, что это осуществлялось с большим трудом: для женщин того времени было абсолютно немыслимым присутствие мужчины при родах, не говоря уже об осмотрах и непосредственном родовспоможении. Например, в 1829 году некий доктор Баженов был осужден за проведение гинекологического осмотра роженице. При отсутствии повитухи женщины заявляли, что лучше умрут, чем воспользуются альтернативой в виде врача-мужчины. По этой причине врачи-мужчины в акушерстве исполняли только академические и управленческие функции. Они координировали работу повитух, принимали их отчеты и ежемесячные рапорты о своей работе, осуществляли социальный контроль их действий, следили за тем, чтобы повитухи не превышали своих полномочий («наистрожайше запрещалось лечение каких-либо других болезней») и не осуществляли недозволенных процедур.

А вот с образовательной деятельностью ситуация сложилась комичная. Первые повивальные школы были запущены скорее как пилотный проект, и много чего не удалось предусмотреть. Повитухи, которые могли похвастаться сотней-другой принятых детей, сидели за партой перед преподавателем, который в глаза не видел рожающую женщину. Неудивительно, что ученицы и учитель часто не могли найти общий язык, иногда вполне буквально: первые преподаватели «научного акушерства» проводили занятия по немецким учебникам. Повитух, помимо прочего, пришлось обучать и немецкому языку. В 1761 г. М.В. Ломоносов, в письме к министру И. И. Шувалову «О размножении и сохранении российского народа» предлагал ряд мер, нацеленных на развитие акушерства в Российской империи, в частности, заявляя о необходимости составления русскоязычных пособий и учебников по повивальному делу. Со временем, когда два параллельных мира несколько притерлись друг другу, обучение стало представлять собой вполне благоприятный симбиоз. Врачи преподавали теорию, а повитухи – практику родовспоможения.

По мере продвижения внедрения научного акушерства на государственном уровне пришло понимание, что роды пора выводить из домашнего пространства и организовывать родильные дома, где рожать будет безопаснее, а врачи-мужчины смогут наконец-таки получить «доступ к телу». Идея приживалась со скрипом. Крайне сложно было объяснить необразованной крестьянке, рожавшей уже раз десять, с чего бы ей на свои одиннадцатые роды ехать в «морилку» к врачам (непременно коновалам), где неизвестно, что будут с ней делать, когда на дом придет бабушка с отварами и знакомыми ритуалами. И это она еще не догадывалась, что при родах будет присутствовать посторонний мужчина. Значит, действовать надо иначе. В 1797 году по инициативе императрицы Марии Федоровны открываются первые родильные госпитали, сосредоточенные на оказании помощи бедным незамужним женщинам. Преимуществом госпиталей стала возможность анестезии родов и проведения «цесарского сечения», которое раньше проводили только умирающим женщинам. Но и это не особо мотивировало женщин рожать в больницах. Обезболивание родов казалось идеей неправдоподобной и в общем-то излишней, а проведенное в условиях операционной кесарево сечение все еще не гарантировало выживание: ушивать матку после этой операции решат более, чем сто лет спустя.

Значимым событием стал принятый в 1789 Устав повивальных бабок, юридически оформляющий работу повитух: акушерство становится первой официальной женской профессией. Помимо прочего, устав закреплял обязанность повитух осуществлять медицинское освидетельствование в случае подозрения в прерывании беременности, детоубийства, совращение малолетних и «лишения девства». Во многом принятию этого закона поспособствовало произошедшее в 1785 году «дело девки Елло». Простая крестьянка, проживавшая на территории современной Эстонии, вошла в историю, закрепив свое имя в Своде законов Российской империи из-за одного интересного случая. Юная девушка подозревалась в убийстве собственного новорожденного ребенка, за что ей вместо смертной казни грозило сечение прутьями. Факт недавних родов был установлен, ребенок мертвый – у Елло были большие проблемы. Однако девушка утверждала, что незадолго до родов несколько раз таскала тяжелое корыто, что подтвердила ее хозяйка, госпожа Мадли. В результате чего «шевелений больше не чувствовала», а спустя три дня «укрываясь, родила и лежачего на земле оставила». По понятиям Верховного Суда того времени, а именно «лучше десять виновных от наказания освободить, нежели одного невиновного осудить», комиссия постановила, что причиной внутриутробной гибели плода стал непомерный труд, а ребенок не был убит, а родился мертворожденным. Крестьянку от телесного наказания освободили, предав по законам лишь церковному покаянию. Для предотвращения таких ситуаций в будущем закон постановил, что «когда на служанку будет подозрение в беременности, несмотря ни на какие ее отговорки, тотчас освидетельствовать ее через знающую бабку и с того времени, если беременность подтвердит, следуя человеколюбию, тяжкой работой не обременять».

Свод Законов Российской Империи, Собрание (1649 - 1825) : Том 22 (1784 - 1788) : Законы (15902 - 16738) закон 16178

Законы того времени освобождали от наказаний беременных женщин, чем пользовались различные преступницы, объявляя себя таковыми. Для их освидетельствования и установления факта истинной беременности также стали привлекать повитух.

С начала XIX в. к повивальным бабкам стали предъявлять всё больше требований. Теперь, чтобы стать повитухой, женщина должна была сдавать экзамен в Повивальном институте и Медико-хирургической академии. Чтобы сдать экзамен, повитуха должна была знать «строение женских детородных частей», рассказать врачу-мужчине, принимавшему экзамен «о начале, продолжении и окончании беременности, «о перевязывании пуповины», «о содержании родильницы», «о образе употреблении промывательных, делании припарок» и продемонстрировать владение навыками на реальных родах. С 1838 года нужно было принять роды трижды под свидетельством начальства. По окончании обучения новоиспеченным повитухам полагалось 250-300 рублей на покупку необходимого инструментария, «прогонные» на дорогу до места распределения и гарантия рабочего места. Женщины, прошедшие обучение в Повивальной школе именовались «учеными повивальными бабками», а те, кто прослушал лишь сокращенный (годовой) курс подготовки, – «сельскими повитухами», – и могли вести практику только в сельской местности.

Но несмотря на все меры, предпринятые государством для образования повитух и легализации их деятельности, рядовые женщины к ним не спешили и доверяли свою жизнь и здоровье повитухам без образования. В традиционном обществе того времени роды были высоко ритуализированным, сакральным актом, являясь обрядовым переходом как для женщины, так и для ребенка. В ходе этого обряда был необходим человек, который бы не только осуществил родовспоможение, но и являлся носителем магического знания. Рожениц в образованных повитухах смущало многое: их возраст (они были значительно моложе привычных «бабушек»), часто отсутствие собственного опыта родов, сухой научно-медицинский подход, а также происхождение (среди образованных повитух преобладали дворянки, дочери купцов, офицеров и духовенства). Как доверить такое важное дело незнакомой молодой белоручке? Вот что писала в 1830 году во врачебную управу ученая повитуха Екатерина Гофман: «С 1 сентября 1829 года по сие время не имела по должности своей никакого занятия по причине нахождения в городе Дорогбуже (Смоленская обл. – прим.ред.) многих простых бабок, которые занимаются родами с большими вредами, ибо родильниц поят разными горячительными напитками, ведут в баню, ставят горшки и прочее, все приписывают злополучной судьбе. Посему прошу распоряжения управы о прекращении обращения простых бабок с родильницами яко вредных для роду человеческого». Земские доктора также рапортовали о «крайнем вреде, бабками учинявшимся». Непростые отношения образованных и необразованных повитух сохранялись до самого XX века. На всех врачебных комиссиях, собраниях и съездах поднималась острая проблема «народного акушерства»: процент родов, проводившийся с профессиональными акушерками, был ничтожным на всех территориях. Врачи принимают решение привлекать к обучению известных в том или ином селе повитух, которые были близки по духу местным крестьянкам. Этому процессу сопутствовал ряд сложностей: повитухи не видели никакого смысла в обучении тому, чем, как они думали, и так владеют в совершенстве. Учеба отнимала время и «учиться больше месяца они не хотели». Заманить на курсы помогало внедрение различных поощрений и выплат. Термин «повитуха» постепенно выходит из употребления в официальном медицинском поле в конце XIX века – теперь это акушерки. Повитухи остаются лишь в народном обиходе и обозначают знахарку без специального образования.

Ситуацию во многом изменило внедрение проектов по распространению акушерской помощи в сельской местности. Акушерские пункты и участки возглавляли врачи, а «акушерки всецело должны быть им подчинены, являясь только помощниками и исполнителями предписаний и назначений врачей». Требования к акушеркам становились все выше, а преследование незаконно практикующих «бабок» – все более серьезным. Постепенно акушерки встраиваются в государственную систему охраны материнства и детства. В начале XX века появляются «квартирные роды» – некий компромисс, сочетающий и сохранение закрытого пространства, и участие в родах образованной специалистки. У женщин появляется шанс получить совсем другое положение в обществе, обрести профессию и социальные гарантии (за тяжелый труд жены и матери, разумеется, зарплату никто не платил и пенсию не начислял).

Аттестат бывшей повивальной бабки, 1915 год

9 декабря 1868 года, впервые в истории, женщина признана врачом – ею становится Варвара Александровна Кашеварова (Руднева). Будучи девочкой из бедной семьи, она сбегает от побоев и ужасных условий в Санкт-Петербург, где, попав в больницу с брюшным тифом, навсегда очаровывается медициной. Поступив в Повивальный институт, она заканчивает его за рекордные четыре месяца и ошеломляет экзаменационную комиссию своими знаниями. Преподаватели решают наградить ее огромной денежной премией, но девушка отказывается и просит в качестве награды продолжить обучение. Столкнувшись с резким непониманием своего мужа, который запрещал ей учиться, Варвара разводится с ним и поступает в Медико-хирургическую академию, много стажируется за границей, выступает на конгрессах в США. В 1867 году она становится первой женщиной, защитившей докторскую диссертацию. Ей запретили, однако, стать служащей военного госпиталя в Оренбурге, поскольку никто не хотел создать прецедент и устроить женщину на государственную службу. Постепенно начинается открытая травля Кашеваровой, в результате которой врача отправили из столицы в село работать земским доктором. Научной деятельности препятствует бедность и безразличие со стороны профессионального сообщества. Прожив так всего 8 лет с момента отъезда из столицы, Варвара Кашеварова умирает от сердечного приступа. Возможно, такие потрясения фатально подорвали ее здоровье.

Несмотря на существовавшие в то время предрассудки о роли женщины в обществе, многие врачи-мужчины (в частности, тайный советник и доктор медицинских наук Ипполит Михайлович Тарновский) открыто заявляли, что женщин можно допускать не только до профессионального образования, но и до управления родильными домами.

Становилось ясно, что процесс трансформации родов из сакрального таинства в медицинскую процедуру было уже не остановить. С изменением социокультурных особенностей общества от акушерок ожидали прежде всего профессионализма. По мере индустриализации, освоения науки и постепенной эмансипации, женщины видели все меньше смысла в заговорах и обрядах – они хотели безопасных родов, в том числе – если это потребуется – хирургических. Возникшая дихотомия «рожать дома с необразованной бабкой» или «рожать в больнице с врачом и акушеркой» практически не оставляла шанса повитухам. Внедрение оперативного акушерства, хирургических родов путем кесарева сечения, возможности стационара в случае осложнений значительно повышали шансы безопасно произвести на свет здорового ребенка.

C конца XIX века начинают повсеместно открываться родильные госпитали (первый – в 1869 году в Санкт-Петербурге) и родильные отделения при больницах. Стремительно развивается выездная акушерская помощь сельскому населению, в процесс одна за одной вовлекаются губернии.

Октябрь 1917 года не проходит мимо вопросов женщин и детей: организуется народный комитет по охране материнства и младенчества. Он берет под государственный контроль все родильные учреждения, организует институт женских консультаций, ясель, детских садов. Именно тогда декрет ВЦИК постановляет, во-первых, освобождать женщину от работы за 8 недель до и на 8 недель после родов (тот самый “декретный отпуск”), во-вторых, начисляет ей страховое пособие по случаю родов. Женские рабочие руки были нужны как можно скорее, поэтому для матерей-работниц организовывали ясли (там пребывали совсем маленькие, грудные дети около двух месяцев от роду) и детские сады (“комбинаты”) при производстве. В родильных домах роды проводят c соблюдением (насколько это возможно) асептики и антисептики, стараются обучать молодых матерей уходу за ребенком и грудному вскармливанию. Тем не менее, “роды в СССР” еще долгое время будут ассоциироваться c акушерской агрессией – к сожалению, не беспочвенно. Демографическая политика государства и контроль над рождаемостью становится все жестче: в 1944 в силу вступает закон, устанавливающий так называемый “налог на бездетность”. Аборты по-прежнему остаются в глубоком подполье. Репродуктивная система женщины в целом и роды в частности становятся делами государственной важности, a список тех, кто пристально за ними наблюдает только расширяется: в сарае уже не спрячешься.

Николай Овчинников. Первенец. 1963

На сегодняшний день акушерство и гинекологию сложно назвать женской профессией. Огромное количество профессионалов-мужчин больше никто не встречает с удивлением и возмущением. Более того, некоторые женщины предпочитают именно мужчин, в том числе и в родовспоможении. Никого не удивишь и присутствием мужа на родах. Кесарево сечение из смертельного приговора становится, пожалуй, самой распространенной операцией в мире, а ее техника отточена практически до совершенства. Многоплодная беременность, неправильное предлежание плода, сопутствующие заболевания матери больше не воспринимаются как серьезная проблема. Тем не менее, среди акушеров (как и гинекологов) все еще преобладают женщины. Что это – отголоски прошлого? Устоявшиеся традиции «женского дела»? Закрепленное в «подсознании» рожениц сохранение женского пространства? Нежелание по-прежнему пускать в него мужчин? Наверное, на эти вопросы никогда не будет однозначного ответа – как и на то, почему, проделав огромный путь из бани в родовой зал, некоторые женщины решаются сделать поворот назад, рожая дома в отсутствие какой-либо профессиональной помощи. Возможно, это желание сохранить сакральное течение природного процесса. Возможно, и нежелание выступать в роли объекта врачебных манипуляций. Возможно – что-то еще.

Женское дело продолжает хранить свои секреты.

Источники

1. Груздев В.С. Краткий очерк истории акушерства и гинекологии в России //Акушерско-гинекологические учреждения России. – СПб: Гос тип., 1910. – С. 5-76.
2. Мицюк Н.А., Пушкарева Н.Л. От повивального искусства к акушерской науке: анализ акушерской литературы, изданной в России в 1760–1860 гг.
3. Мицюк Н.А., Пушкарева Н.Л. У истоков медикализации: основы российской социальной политики в сфере репродуктивного здоровья (1760–1860 гг.)
4. Мицюк Н.А., Пушкарева Н.Л. Проблема материнства в современных зарубежный исторических исследованиях // Вестник Тверского государственного университета. Серия: История. – 2015. – №2. – С. 124-134.
5. Пушкарева Н.Л., Мицюк Н.А. Родовспоможение и культура деторождения в новейшей зарубежной историографии (1975–2015 гг.) // Этнографическое обозрение. 2017. – №4. – С. 147-163.
6. Пальгов С.Ю. Родинно - крестинная обрядность сельских жителей междуречья Волги и Дона // Традиционные общества: неизвестное прошлое [Текст]: мат. X междунар. науч. - практ. конф., 21–22 апреля 2014 года / редколлегия: Д.В. Чарыков (гл. ред.), О.Д. Бугас, И.А. Толчев. – Челябинск: Изд - во ОООО «ПИРС», 2014. С. 131 - 135.
7. Пальгов С.Ю., Шилкин В.А. «БЫЛИ ТАКИЕ БАБУШКИ - ПОВИТУХИ…»: РОДИННО - КРЕСТИННЫЙ ОБРЯД ВОЛЖСКОГО ПОНИЗОВЬЯ И ПОДОНЬЯ // ЕДИНСТВО И ИДЕНТИЧНОСТЬ НАУКИ: ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ РЕШЕНИЯ. - Казань: МЦИИ «ОМЕГА САЙНС», 2017. - С. 199-204.
8. Бодлок Ж.Л. Городская и деревенская повивальная бабка. – М.: Тип. Комп. типографич. 1786. – 114 с.
9. Горн И. Повивальная бабка. – M.: Имп. Моск. ун-т, 1764. – 299 с.
10. Данилишина Е.И. Основные этапы и направления развития отечественного акушерства (XVIII- XX вв.): Автореф. дис. … д.мед.наук. – М., 1998. – 48 с.
11. Константинович И. Краткое начертание повивального искусства. – СПб.: Тип. Гос. мед. кол., 1802. – 181 с.
12. Левитский Д.И. Руководство к повивальной науке. – М.: Тип. А. Семена, 1821. – 381 с.
13. Ломоносов М.В. О размножении и сохранении российского народа // Русская старина. – 1873. – Т.8, N10. – С. 569-570.
14. Максимович-Амбодик Н.М. Искусство повивания или Наука о бабичьем деле. Ч.1-2. – СПб: Имп. тип., 1784. – 111 с.
15. Пленк Й.Я. Начальные основания повивального искусства. – М.: Унив. тип., 1796. – 157 с.
16. Чистович Я.А. Учреждение акушерских школ для повивальных бабок в России. Протоколы заседаний общества русских врачей в Санкт-Петербурге. – СПб.: б/и, 1860. – С. 370-382.
17. Полное собрание законов Российской империи; Том 22 (1784 - 1788); Законы (15902 - 16738); З.16178.
18. Уставы врачебные // Свод законов Российской империи. – 1857. – Т. XIII.
19. Уставы врачебные // Свод законов Российской империи. – 1913. – Т. XIII.
20. «Родины, дети, повитухи в традициях народной культуры» / Сост. Е.А. Белоусова; Отв. Ред. С.Ю. Неклюдов. (Серия «Традиция – текст - фольклор») М.: Российск. Гос. Гуманит. Ун-т, 2001./